Осень в Санкт-Петербурге – не только романтичная, но и опасная пора. За 316 лет истории города здесь случилось почти столько же наводнений. Большинство из них – в ноябре.
Впервые повышение уровня воды зафиксировали в августе 1703 года, когда Петербургу было всего несколько месяцев. Вовсю шло строительство на Заячьем острове – завезли инструменты, строительные материалы. И все это смыло за один день. Вода поднялась на два с половиной метра.
Тогда Петр I приказал принять меры, чтобы такое впредь не повторялось. В «Летописи Петропавловской крепости 1703–1789 годов», которая хранится в Государственном музее истории Санкт-Петербурга, написано: «Так как при наводнении Заячий остров покрывался водою, то при построении крепости его несколько возвысили и даже увеличили насыпкою земли».
И тогда же на бастионе Петропавловской крепости установили вестовую пушку, которая сообщала о грядущей беде.
Балтийское море является одной из причин сложного природного явления – регулярного повышения уровня природных вод на прибрежных территориях. Осенью ветра гонят в сторону Петербурга поток воды – так называемую «нагонную волну». Она движется к Неве и сталкивается там со встречным течением. В результате река выходит из берегов.
Уровень воды измеряют специальной шкалой –футштоком.Опасным наводнением в Петербурге считают подъём Невы выше 160 сантиметров. Сейчас в Петербурге наводнения делят на три типа по уровню подъема воды. Опасные: от 161 до 210 сантиметров и особо опасные – от 211 до 299 сантиметров, все, что выше этих отметок – катастрофические.
В истории города было три катастрофических наводнения: в 1777, 1824 и 1924 годах. У Синего моста через Фонтанку есть столб, на котором высечены эти цифры и отметки, до которых поднималась вода. Они словно шрамы на теле Петербурга – никогда не заживают.
Бороться со стихией начали еще во времена Петра I. Архитектор Доменико Трезини предлагал поднять уровень Васильевского острова на 3 метра, выкопать прямоугольную сеть каналов по образцу голландских и соорудить дамбы вдоль береговой линии. Проект был осуществлен частично. Каналы, прорытые вдоль линий Васильевского острова, оказались слишком узкими. Вскоре их засыпали.
Горожане считали, что наводнения – это божья кара за провинности царей. В 1720-ом году в городе появился некий прорицатель, который кричал, что город скоро утонет. По его словам, вода поднимется до верхушки самого высокого дерева на Петроградской стороне. Император, узнав об этом, велел дерево срубить, а лжепророка отодрать кнутом.
1777 год
Первое катастрофическое наводнение произошло 10 (21) сентября 1777 года. Оно началось ночью, и уже к 12 часам дня вода начала спадать. Но и этих нескольких часов хватило, чтобы унести жизни сотен петербуржцев. Вода, в первую очередь, затронула самые бедные районы города: Коломну, и западную часть Васильевского острова.
Наводнение разрушило острог, стоявший на берегу Невы. Все 300 заключенных погибли.
Своими глазами наводнение видела и императрица Екатерина II – накануне она вернулась в Зимний дворец из Царского села. Позже она писала в своих мемуарах: «Порыв ветра разбудил меня в пять часов.
Я позвонила, и мне доложили, что вода у моего крыльца и готова залить его… Желая узнать поближе, в чем дело, я пошла в Эрмитаж. Нева представляла зрелище разрушения Иерусалима.
На набережной, которая еще не окончена, громоздились трехмачтовые купеческие корабли».
В том, что город оказался не готов к стихии, императрица обвинила начальника полиции города Чичерина. Он не выдержал гнева Екатерины и умер через два дня.
По официальным данным, погибло около тысячи жителей города, были разрушены многие деревянные дома и лавки, повреждена строящаяся гранитная Дворцовая набережная, уничтожены фонтаны Летнего сада.
Вскоре была издана брошюра: «Правила для жителей – что делать в минуту опасности?». В частности, там был пункт о том, что кроме выстрелов пушки с бастиона Петропавловской крепости, о приближении стихии будут предупреждать «сигнальным флагом днем и фонарями ночью» со шпиля Адмиралтейства.
Тогда же по приказу императрицы Екатерины Великой ученые начали исследовать проблему. Частично должен был помочь Обводный канал. Его начали строить уже при Александре I в 1816-ом году, завершили в 1834-ом.
1824 год
7 (19) ноября 1824 года вода поднялась до максимальной отметки: 4 метра 21 сантиметр.
Газета «Ведомости» от 18 ноября 1824 года писала: «Более всего от наводнения пострадали: Галерная гавань, Васильевский остров и Петербургская сторона. Селения около Екатерингофа и Казенный чугунный завод ужасным образом пострадали. Там погибло несколько сот человек и весь домашний скот. Почти все деревянные здания разрушены или снесены водой».
С самого начала бедствия все рабочие получили приказ разойтись по домам, но вода поднялась так быстро, что они не смогли дойти до своих жилищ, чтобы помочь родным. Люди были вынуждены прятаться на чердаке или на крыше завода и смотреть на то, как гибнут их семьи.
В день наводнения полковник Герман получил приказ от императора отправиться из дворца в Коломну, в казармы Гвардейского полка, и позвать на помощь матросов.
Он поехал на карете, по пути пересел на лошадь, а завершил свой путь пешком, лошадь погибла. Вернулся к Зимнему дворцу он уже в шесть часов вечера, пешком, по пояс в воде.
За этот поступок император Александр II вручил ему орден Святой Анны второй степени.
Именно об этом катастрофическом наводнении А.С. Пушкин написал поэму «Медный всадник».
Герой спасается от стихии «на площади Петровой, где дом в углу вознесся новый, где над возвышенным крыльцом с подъятой лапой, как живые, стоят два льва сторожевые».
Мраморные звери, на которых верхом сидел чиновник Евгений, не выдумка. Существуют они до сих пор – перед особняком Лобановых-Ростовских, рядом с Исаакиевским собором.
Во время наводнения были разрушены почти 500 домов, больше 3000 повреждены. По оценкам специалистов, утонули от 200 до 600 человек, многие пропали без вести.
Тогда же впервые начали задумываться о строительстве дамбы. В 1825 году император Александр I объявил конкурс на лучший проект защиты Петербурга от наводнений. Петр Базен, один из пяти участников конкурса, предлагал отделить Невскую губу от Финского залива каменной плотиной, оставив широкий канал для прохода судов. Дамба должна была пересечь залив между Лисьим Носом и Ораниенбаумом.
Но император умер, затем было Декабрьское восстание и о проекте забыли. Вернулись к нему лишь через 100 лет, после очередного катастрофического наводнения.
1924 год
23 сентября 1924 года около полудня в Ленинграде подул порывистый ветер, начался быстрый подъем уровня воды. В 13:20 с Нарышкинского бастиона Петропавловской крепости прозвучали пять пушечных выстрелов, предупреждающих о приближении стихии. Тогда вода была на отметке 1 метр 52 сантиметра.
К трем часам дня город начало затапливать. Над городом пронеслось несколько смерчей – редкость для Петербурга. Ураганный ветер срывал крыши, валил деревья, переворачивал баржи, в городе не было электричества и телеграфной связи, остановилась работа водопровода. К вечеру уровень воды достиг 3,8 метра, после чего она начала убывать.
В 21:00 Нева вновь вошла в берега.
За это время почти две трети территории города было затоплено.
«Трава посреди двора стала покрываться водой, к воротам прибило целую россыпь антоновских яблок, вероятно, уплывших с Андреевского рынка. Полосатая будка сторожа, упав набок, поплыла по двору к третей линии, за ней потянулась лохматая сторожевая.
Там они долго напирали на ворота и, когда те поддались, победоносно выплыли на улицу. Идти было невозможно… Вода хлынула в парадные и начала подниматься, заливая все новые и новые ступеньки», – вспоминала жительница Васильевского острова А.Н. Полухина.
Всего было повреждено 5000 зданий, разрушено 19 мостов, 40 судов в морском порту затонули или были выброшены на берег. Вода нанесла большой урон заводам «Красный Путиловец» и «Русский Дизель». В Летнем саду погибли 550 вековых деревьев, они как раз были посажены после прошлого сильного наводнения.
«Я к розам хочу, в тот единственный сад, где лучшая в мире стоит из оград, где статуи помнят меня молодой, а я их под невскою помню водой», – эти строки о Летнем саде Анна Ахматова написала, вспоминая сентябрь 1924.
После этой катастрофы руководство города было полно решимости построить дамбу, за основу взяли проект Петра Базена столетней давности. Строительство, правда, начали только в 1979 году. Реализовать проект удалось уже в XXI веке.
Общая длина Комплекса защитных Сооружений Санкт-Петербурга от наводнений составляет 23 километра 400 метров. Дамбу насыпали поперек Финского Залива. Оставили шесть водопропускных участков.
В обычные дни они не мешают проходу судов, но, когда надвигается шторм, участки закрывают. Тогда суда – и пассажирские, и грузовые – ждут в море погоды.
К тому же, по дамбе проходит скоростная автомобильная дорога.
«Эксперты, которые были приглашены Европейским Банком, составляли формулы, как рассчитать ущерб и его сумму. По предварительной оценке, если бы комплекса не было, убыток мог бы составить порядка 100 миллиардов», – рассказывает заместитель генерального директора по эксплуатации Комплекса защитных сооружений Санкт-Петербурга от наводнений Игорь Полищук.
Но главный результат – петербуржцы, которые поколениями боялись большой воды, теперь спят спокойно.
Самое страшное наводнение Петербурга
Событие 1777 года сегодня не очень известно. Его (как и все прочие наводнения) затмил грандиозный потоп 1824 года, воспетый в пушкинском «Медном всаднике».
И хотя ноябрьское наводнение 1824 года по уровню подъёма воды было самым крупным в истории Петербурга, катастрофа 1777 года стала самой смертоносной… В XVIII веке наводнения в Петербурге были делом обычным. Практически каждый год Нева выходила из берегов. И нередко по нескольку раз за осень.
Но то, что произошло 10 сентября (по старому стилю) 1777 года, побило все рекорды. Никогда ещё Петербург не сталкивался с таким смертоносным разгулом стихии.
Печальный рекорд
Сравниться с потопом 1777 года может лишь наводнение 1824 года. Но и над ним трагедия XVIII века одержала печальный верх по количеству утонувших людей. Никогда ни до, ни после 1777 года не гибло столько жителей Петербурга, как в тот трагический день. Природный катаклизм, произошедший при «матушке Екатерине II», остался в истории города, как самое страшное, самое губительное для петербуржцев наводнение в истории. Почему же именно это затопление привело к таким трагическим последствиям? Ведь уровень подъёма воды в нём был на целый метр ниже, чем, например, во время потопа 1824 года! Дело в том, что все прочие крупные петербургские наводнения начинались днём, при свете. А вот потоп 1777 года начался затемно, в 4 утра. Спящие жители были застигнуты врасплох и не смогли заранее укрыться где-нибудь на возвышенных местах. А те, кто выбирался из затопленных каморок, оказывался в полной темноте. Люди просто не видели, куда плыть, где можно спастись… 
Люди спали и не ожидали разгула стихии. Очевидцы, заставшие и наводнение 1777, и наводнение 1824 года, однозначно утверждали, что первое было гораздо страшнее
- По мнению горожан, одной из причин пагубного наводнения служило плохое состояние сточных канализационных труб Петербурга — воде просто некуда было уходить! Утверждали, что деньги, отпущенные на трубы, были попросту разворованы чиновниками…
- «Вселенский ночной потоп»
- «Разрушенный Иерусалим…»
Итак, рано утром 10 сентября 1777 года вода в Неве стала быстро прибывать. Первыми под удар попали западная оконечность Васильевского острова (так называемые районы Галерная гавань и Чекуши) и Коломна. Именно в этих районах проживало наиболее бедное население столицы. Здесь, в ветхих лачугах, подвалах, полуземлянках жили рыбаки, чернорабочие, грузчики, мастеровые. Те, кто не успел вовремя выбраться из подвалов и землянок (а пробуй-ка успеть, когда стихия на тебя обрушилась спросонья!), были обречены — бурлящая масса потопа блокировала двери, не позволяя выбраться наружу, а в окошки и щели хлестал поток невской воды. Подвалы и землянки были затоплены буквально за несколько минут — вместе с большинством их обитателей. Не лучше была ситуация и для хозяев всевозможных лачуг и хибарок. Все эти хлипкие, сделанные из жердей и гнилых досок строения не выдерживали напора воды и разваливались, как карточные домики. Обитатели избушек либо тонули, либо погибали под обломками зданий. Но и те, кому удавалось выбраться из землянки или лачуги, оказывались посреди полной темноты. Никакого уличного освещения (да тем более в бедных кварталах) тогда не было, а на небе ни звёздочки — всё затянуто тучами. Люди барахтались в холодной воде, как слепые, не видя, за что можно ухватиться, куда нужно выбираться. Многие погибали, не зная, что их спасение было совсем рядом — крепкое высокое дерево или сорвавшаяся с цепи лодка. Они их просто не видели! На рассвете потоки воды добрались до самого сердца города. Императрица Екатерина II сама наблюдала за разгулом стихии из окон Зимнего дворца. Вот как она описывала то злосчастное утро в письме к своему немецкому корреспонденту — философу Фридриху Гримму: «Поднялся ветер, который порывисто ворвался в окно моей комнаты. В воздухе носилось всё, что угодно: черепица, железные листы, стёкла. Нева представляла собой зрелище разрушения Иерусалима. На набережной громоздились трехмачтовые купеческие корабли, выброшенные потоками воды…» Почти по всем улицам столицы передвигаться можно было только в шлюпках. Обер-полицмейстер Петербурга Николай Чичерин, например, для доклада императрице проплыл на лодке от своего дома на Невском проспекте (дом этот, кстати, сохранился — в нём сейчас размещается гостиница «Талеон») до Зимнего дворца. Буйство стихии было невообразимое. Поваленные деревья, ограды, разрушенные деревянные дома, выброшенные на берег корабли. Очевидцы припоминали курьёзные случаи. Одна изба потоком воды была перенесена с одного берега Невы на другой. Торговое судно, гружёное яблоками, было выброшено на 10 метров от берега в лес. Все торговые лавки размыло, товар был перепорчен, купцы понесли огромные убытки. Уцелел лишь мощный каменный Гостиный двор. По всему Петербургу и окрестностям плавали трупы людей и животных. 
Бедствие обнажало истинную сущность людей. Кто-то помогал спасаться, а кто-то занимался мародёрством. После потопа шайки грабителей рыскали по разрушенным домам и забирали всё ценное… Несколько часов продолжалось неистовство взбунтовавшейся Невы. Наконец в полдень вода стала уходить. Нева начала возвращаться в свои берега. Но ещё весь день 10 сентября жителям города приходилось ходить буквально по колено в воде.
- «Во всем виноват стрелочник…»
- Из-за наводнения резко упал спрос на рыбу, так как после спада воды в подвалах домов она обнаружились в большом количестве
- Денис Орлов
Урон от потопа был страшный: строений, имущества, товаров погибло на гигантскую по тем временам сумму в несколько миллионов рублей. Разрушены сотни домов. Погибло несколько тысяч людей (точное число, конечно же, установить не удалось). Когда вода схлынула и город постепенно стал входить в привычный ритм жизни, наступило время «разбора полётов». Не смотря на свой шутливо-беззаботный тон, которым императрица живописала наводнение в письмах своим европейским друзьям-философам, в реальности Екатерина была сильно напугана. А предварительные доклады о размерах ущерба и о количестве погибших людей повергли государыню в шок. Срочно нужно было искать виноватых. Так уж повелось на Руси, что виновный всегда должен быть — даже виновный в наводнении! Таким «козлом отпущения» для Екатерины стал обер-полицмейстер Чичерин. Она посчитала, что действия столичной полиции, отвечавшей за организацию спасения людей, были недостаточно оперативны и профессиональны. Претензии государыни были несправедливы — Чичерин сделал всё, что можно было предпринять в такой ситуации. Но императрица хотела назначить виновного. Чичерин был вызван во дворец. Когда он вошёл в кабинет, императрица ехидно-раздражённо приветствовала его: «Так вот он — тот, по чьей вине я лишилась стольких моих подданных!» Поглумившись в той же манере над несчастным обер-полицмейстером ещё какое-то время, Екатерина отказалась выслушивать его объяснения и выгнала прочь. Вскоре Чичерин был уволен в отставку. Но, к счастью, Екатерина не ограничилась одной «показательной поркой». Для того, чтобы избежать столь трагических катастроф, решено было ввести, как бы мы сейчас сказали, службу заблаговременного предупреждения. До этого такой практики в Петербурге не было. 21 сентября 1777 года императрица повелела учредить «знаки и сигналы, по которым жители должны были принимать спасительные меры».
Интересные факты
Невезучий обер- полицмейстер
Санкт-Петербургский обер-полицмейстер Николай Чичерин (1724-1782 гг.) руководил петербургской полицией с 1764 года. Эта должность соответствовала губернаторской. При нём велось обширное строительство. Для ведения работ была образована специальная комиссия. Как ни удивительно, но строительными делами тоже ведал обер-полицмейстер. За период нахождения Чичерина в должности был открыт первый в России родильный госпиталь, появились доски с названиями улиц на немецком и русском языках (до этого на улицах не было вообще никаких указателей), начались прокладка подземных труб для канализации и возведение гранитных набережных Невы. В общем, Чичерин был весьма толковым руководителем. Однако наводнение 1777 года перечеркнуло всю его карьеру. Именно обер-полицмейстер был «назначен» Екатериной II виновником столь катастрофических последствиях стихийного бедствия. После наводнения Чичерин был отставлен от должности и более уже не занимал никаких государственных постов. Кстати, существует миф, будто после выволочки, полученной от Екатерины, Чичерин так расстроился, что через два дня скончался. Это не так. Умер он спустя 5 лет — в ноябре 1782 года. Но, конечно, последние несколько лет он прожил в весьма депрессивном настроении — никак не мог забыть несправедливую обиду, нанесённую ему государыней.
Обер-полицмейстер Николай Чичерин стал для Екатерины II тем «стрелочником», на которого можно было повесить все грехи и провинности…
«Знаки спасения»
«Когда в Коломнах и в Галерной гавани вода начинает выходить на берег, то дан будет сигнал: тремя выстрелами из пушек, и будет поднято на шпице всех четырех сторон по красному флагу, а ночью три фонаря. Также пойдет барабанщик бить в барабан. В случае же сильной опасности, для всех жителей из Адмиралтейства будет сделан сигнал пятью выстрелами из пушек и выставлены будут на адмиралтейском шпице со всех сторон белые флаги, а ночью по два фонаря…» Кроме того, императрица приказала генералу Бауру составить карту Петербурга с указанием наиболее уязвимых для наводнения мест. Правда, эти условные сигналы в большой мере рассчитаны были на спасение жителей центральных районов Петербурга. Для обитателей Галерной гавани, например, они были бесполезны — сигналы должны были даваться, когда их уже начинало затапливать. Впрочем, поскольку жильцами этих районов был «подлый» народ, голытьба, то их судьба не очень волновала центральные власти. Так и произошло. Спустя 47 лет, в ноябре 1824 года, новое чудовищное наводнение нахлынет на город. И опять первый удар примут на себя бедные кварталы. 
У простолюдинов Васильевского острова просто не оставалось времени, чтобы спастись — ведь уровень воды поднимался буквально за считанные минуты
Летний сад. Перестройка
Во время потопа 1777 года были полностью разрушены фонтаны Летнего сада, возведённые ещё при Петре I и Анне Иоанновне. Кстати, именно от этих фонтанов пошло название реки Фонтанка, омывающей Летний сад. Фонтаны решили не восстанавливать, как по причине экономических соображений, так и в соответствии с новыми тенденциями в садовом искусстве, которые разделяла следившая за модой императрица. Сама Екатерина II не раз говорила, что она терпеть не может фонтаны. «Что это за тирания, заставляющая воду течь неестественным образом?» — писала она Вольтеру. Императрица предпочитала пейзажные, так называемые «английские» парки, где нет фонтанов и стриженых деревьев, где природа имеет свой естественный вид. Поэтому разрушенные наводнением 1777 года фонтаны были окончательно разобраны, и Летний сад принял тот пейзажный облик, который являлся одним из символов Петербурга-Ленинграда в XIX-XX веках. Правда, совсем недавно, после реставрации 2009-2012 гг., разрушенные полтора века назад фонтаны были снова восстановлены. Летний сад вернулся, так сказать, в «допотопные» времена. Пейзажный, «пушкинский» парк вновь уступил место регулярному, «петровскому» парку. Хорошо это или плохо — пусть каждый решает для себя сам… 
Фонтаны Летнего сада были воссозданы лишь спустя почти 250 лет после того, как их разрушило наводнение 1777 года
Пострадавший символ
Во время наводнения 1777 года пострадал знаменитый символ Петербурга — ангел на шпиле Петропавловского собора. Ураганным ветром ангелу оторвало крылья и погнуло фигуру. Сразу после окончания потопа ангел был восстановлен, но он стал выглядеть совсем иначе. Он уменьшился в весе и размере. А главным решением, позволившим в дальнейшем избежать подобных проблем, стало превращение фигуры в своего рода флюгер. Ведь до 1777 года ангел был не просто больше, но и закреплён, что называется, «намертво». 
После 1777 года фигура ангела получила возможность вращаться вокруг своей оси под порывами сильного ветра. В таком виде этот символ города дожил до наших дней
Санкт-Петербург 1777 г.: Битва за дрова [пятничное] (Bledso)
Кажется, уже было, но поиском не нашлось. Посему пусть будет с дополнениями.
► Самое интересное у нас начиналось и начинается уже после стихийного бедствия. Во время стихийного бедствия люди руководствуются кто чем. Кто героизмом, кто приказом, кто страхом, кто безумием. После буйства стихий начинается повальное восстановление, в котором всех прежних участников-героев объединяет иное чувство: возместить!
В 1777 году в Санкт-Петербурге случилось наводнение. Сильное. Корабли проносились мимо Зимнего дворца в сторону Невской перспективы, другие корабли нашли своё успокоение на Васильевском острове. Сносило и корёжило так, что моё почтение. Естественно, что смыло и огромное количество стратегически необходимых в наступающей зиме дров.
Весь город Петра кинулся искать свои пропавшие дрова. А дрова не именные, на них печатей нет, поэтому конфликты. На помощь полиции рассчитывать было трудно. Она сама без дров.
На вызовы выдвигалась бодро, конфисковывала все спорные дрова и кряжисто возвращалась на место своей дислокации. К полиции старались не обращаться, а решать дело полюбовно, т.е.
с битьём рож, кражами и выворачиванием рук.
К дровяному промыслу не могли не подключиться и властные структуры, органы народного просвещения, армия, Синод. Синод выпустил на улицы монахов, гвардия двинула в город команды “охотников за дровами”, частные лица тоже без дела не сидели.
Заселённая будущей коренной питерской интеллигенцией огородная Лиговка, утесняемая императорским слоновником на 40 слоно-посадочных мест, кинулась к слонам, ломать ограждение. А слонам оказалось тоже дрова нужны. Как и их смотрителям. Вышло чудесно.
Трём слонам удалось пробиться на волю и они куролесили ещё три дня по мятущемуся городу, сея вокруг “удивление, испуг и неурочные роды титулярной советницы Вилькенстром”.
Так вышло, что часть дров прибило к Воспитательному дому, в котором Иван Бецкой воспитывал сирот, образовывавшихся из-за климата, голода и эпидемий. Бецкой был мужчина с непростой биографией и большими возможностями [см. Дополнение — мое прим.]. Его отчётливо подозревали в том, что он не только незаконный сын князя Трубецкого, но и папаша императрицы Екатерины Алексеевны.
И вот к этому богоугодному заведению прибило 1 311 сажень дров. Прибило неаккуратно, разбросаны дрова были по всем лугам и окрестностям. Сироты собирали дрова, тащили их на себе, укладывали в порядке.
Как только сиротская работа была произведена и дрова получили достойный товарный вид, первой на них накинулась императорская Академия художеств. И затребовала дрова себя для нужд искусства. Что понятно.
У художников нервы обнажены до предела, фантазия развита до крайности, времени свободного вагоны и замерзать зимой не хотят. Хотят в тепле творить.
Академия послала письмо, основной смысл которого – все ваши дрова наши, не доводите творцов до греха!
Вслед за академическими художниками к сиротским дровам протянули руки лейб-гвардии Конный полк, Шляхетский корпус, частные лица. Эти просто приезжали с подводами и орали.
Сироты ”до распоряжения высокого начальства” отбивали свои дрова отчаянно:
“Воспитанники Сиротопитательного дома”, как называли их, любя, враги в дровяной войне, нападали на приезжающих за брёвнами, “пользуясь своей отчаянностью и выстроенным математическим лабиринтом из древ, кольев, дров и оград”.
Приезжаете вы с бумагой от комендатуры за дровишками и погружаетесь в математический лабиринт, в котором затаилось до трех десятков смышлёных, обученных Бецким сирот, за плечами у каждого из которых много того, что если вам и снилось, то вы кричали и, проснувшись, плакали. И вечереет уже, только чьи-то глазки посверкивают в щелях лабиринта, смешки и такое, знаете, позвякивание неприятное с поскрипыванием и смешками.
Дровяные набеги сменились осадой. Всего Сиротскому дому насчитали от Академии художеств, двух гвардейских полков, комендатуры Санкт-Петербурга, дровяного промышленника Карпова 5 580 саженей смытых беспощадной Невой дров. При условии, что к Воспитательному дому прибило 1 311 саженей, бухгалтерия казалась безукоризненной.
От двора последовало суровое распоряжение, свойственное своей беспощадностью всей российской власти со времён Гостомысла: “Разбирайтесь по совести!” Двор и императрицу понять было можно. Каждый божий день в дверь вползают жертвы водяного бедствия со всё увеличивающимися в отчётах потерями, причитают и хотят.
По совести решали ещё с полгода. Математический лабиринт очень выручал. Воспитанники физически и умственно развивались. Укрепляя фортецию, овладевали пространственным мышлением второго уровня, коллективно сплачивались. Выявлялись лидеры, авторитеты появлялись. Из толпы наловленных второпях сирот крепла команда, находящаяся на осадном положении круглосуточно.
Говоря прямо, вся эта история с дровами у Сиротского дома, обороняющегося от академиков и гвардейцев – это история грандиозного воспитательного опыта, тренинга в экстремальных условиях.
Как только миновала зима, и раскраснелась робкой финской красавицей петербургская весна, т.е. когда дрова просохли, случилось непоправимое. Ночью случайно всё-всё сгорело. И математический лабиринт, и часть Воспитательного дома.
Эксперимент по воспитанию новых россиян решили перенести на улицу Миллионную. Императрице очень понравилось, что воспитанники шли за телегами, перевозившими их скарб, “уверенно маршируя, ловко подчиняясь командам своих классных воспитателей”.
Иван Бецкой ехал впереди процессии верхом на жеребце Витязёк.
Дополнение:
Иван Иванович Бецкой (3 [14] февраля 1704, Стокгольм — 31 августа [10 сентября] 1795, Санкт-Петербург) — личный секретарь императрицы Екатерины II (1762—1779), президент Императорской Академии художеств (1763—1795), инициатор создания Смольного института и Воспитательного дома. Возглавлял комиссию по каменному строению в Санкт-Петербурге и Москве.
Внебрачный сын генерал-фельдмаршала князя Ивана Юрьевича Трубецкого, сокращённую фамилию которого впоследствии и получил, и неизвестной по имени шведской баронессы из рода Вреде (или по данным Е. Е. Трубецкой, графини из рода Шпарр).
Родился в Стокгольме, где отец его был в плену, и там же прожил детские годы.
Получив сначала под руководством отца «преизрядное учение», Бецкой был послан для дальнейшего образования в Копенгаген, в местный кадетский корпус; затем недолго служил в датском кавалерийском полку.
Он долго путешествовал по Европе, а 1722—1726 годы провёл «для науки» в Париже, где, вместе с тем, состоял секретарем при русском после и был представлен герцогине Иоганне Елизавете Ангальт-Цербстской (матери Екатерины II), которая и в то время, и впоследствии относилась к нему очень милостиво (благодаря чему возникла гипотеза о том, что Екатерина II — его дочь).
В России Бецкой сначала состоял флигель-адъютантом при отце в Киеве и в Москве, а в 1729 году определился на службу в Коллегию иностранных дел, от которой нередко был посылаем в качестве кабинет-курьера в Берлин, Вену и Париж.
Вследствие происков канцлера Бестужева Бецкой был принуждён (1747) выйти в отставку. Он выехал за границу и прожил там 15 лет, преимущественно в Париже.
Пётр III в начале 1762 года вызвал Бецкого в Петербург, произвел в генерал-поручики и назначил главным директором канцелярии строений и домов его величества. В перевороте 28 июня (9 июля) 1762 года Бецкой не принимал участия и о приготовлениях к нему, по-видимому, ничего не знал.
Екатерина, знавшая Бецкого с самого приезда своего в Россию, приблизила его к себе, оценила его образованность, изящный вкус, его тяготение к рационализму, на котором и сама воспиталась.
В дела государственные Бецкой не вмешивался и влияния на них не имел; он отмежевал себе особую область — воспитательную.
Указом 3 марта 1763 года на него было возложено управление, а в 1764 он был назначен президентом Академии художеств, при которой он устроил воспитательное училище.
По мысли Бецкого, в Петербурге было открыто «воспитательное общество благородных девиц» (впоследствии Смольный институт), вверенное его главному попечению и руководству.
В 1765 году он был назначен шефом Сухопутного шляхетского корпуса, для которого составил устав на новых началах.
В 1768 году Екатерина II произвела Бецкого в чин действительного тайного советника. В 1772 году, по плану Бецкого и на средства Прокопия Демидова, было учреждено Воспитательное коммерческое училище для купеческих детей.
По образцу московского Бецкой открыл воспитательный дом в Петербурге, а при нем учредил вдовью и сохранную казны, в основу которых легли сделанные им щедрые пожертвования.
В 1773 году Сенат в торжественном заседании поднес Бецкому выбитую в его честь, согласно Высочайшей воли, за учреждение на свои средства стипендий в 1772 году, большую золотую медаль, с надписью: «За любовь к отечеству. От Сената 20 ноября 1772 года».
В качестве директора канцелярии строений Бецкой много способствовал украшению Петербурга казёнными постройками и сооружениями; самыми крупными памятниками этой стороны его деятельности остались монумент Петру Великому, гранитная набережная Невы и каналов и решётка Летнего сада.
- Бецкой погребен в Александро-Невской лавре. На его надгробном памятнике помещены медальоны с изображением медали «За любовь к отечеству» и надпись«ЧТО ЗАСЛУЖИЛЪ ВЪ СВОИХЪ ПОЛЕЗНЫХЪ ДНЯХЪ
ДА БУДЕТ ПАМЯТНИКЪ И ВЪ ПОЗДНИХЪ ТО ВЕКАХЪ - QUOD AEVO PROMERUIT, AETERNE OBTINUIT».
Наводнение 1777 года. Екатерининский Петербург
Наводнение 1777 года. Екатерининский Петербург
Екатерина II гордилась Петербургом, городом, ставшим ей родным домом. Все годы своего правления она, не жалея сил и средств, украшала свою столицу. Правда, в 1777 году город постигло несчастье – первое великое наводнение. Несчастье пришло, как всегда, внезапно.
После полуночи 10 сентября резко усилился ветер с запада (стал «жестким»), и в 5 утра Нева выступила из берегов «и наводнила мгновенно низменные части города», да так, что по Невскому и другим улицам люди плавали на лодках.
Высота воды в то утро достигла 310 см выше ординара. Выше она поднималась только дважды: в 1824 году (410 см) и в сентябре 1924 года (369 см).
Бешеный ветер с моря нес по воздуху сорванные с крыш листы железа, черепицу, разбивал стекла, выламывал рамы в Зимнем дворце, где находилась императрица Екатерина II.
Множество судов и барок, вошедших в Неву, сорвало с якорей. Буря швыряла их друг на друга, выбрасывала на берег. Как писала Екатерина II М. Гримму, на разрушенной Дворцовой набережной громоздились корабли. На Васильевском острове корабль из Любека не просто вынесло на берег, а забросило в стоящий в отдалении лес.
Тогда же фактически погиб Летний сад: множество могучих деревьев повалило, сооружения разрушило водой. Вода быстро ушла, и город представлял собой ужасное зрелище.
Трупы людей и животных, поваленные заборы, принесенный водой лес и дрова, мелкие и крупные суда, сломанные деревья – все это громоздилось в невероятном хаосе среди полуразрушенных домов, у которых были сорваны крыши, разбиты окна.
Все погреба и склады оказались затоплены, товар перепорчен, купцы несли огромные убытки. Только рыбы было везде в достатке. После внезапного ухода воды ее находили в самых неожиданных местах: в погребах, подвалах, комнатах, прямо на улице…
Город при Екатерине II бурно жил и быстро изменялся. В конце XVIII века он обогнал по численности Москву – в нем жили около 200 тыс. человек. Но не многолюдством примечателен екатерининский Петербург. Его судьбу в ту пору определяло место, занятое Россией в царствование Екатерины II.
Город стал одним из центров мировой политики, резиденцией великой государыни, более трети века со славой правившей огромной империей. Экономическая и военная мощь России тогда достигла расцвета и поражала современников. Не было более пышного двора в Европе, чем русский двор в Петербурге.
Расходы на него в год смерти Екатерины II (1796) составляли гигантскую сумму, достигавшую почти 12% всех государственных трат!
Заглянем в источник
Огромный город с его пестрым населением, смешением разных народов, лиц, сословий оставлял у наблюдателя странное впечатление.
«Петербург, – пишет француз Сегюр, – представляет уму двойственное зрелище: здесь в одно время встречаешь просвещение и варварство, следы X и XVIII веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее гордое дворянство и невежественную толпу.
С одной стороны, модные наряды, богатые одежды, роскошные пиры, великолепные торжества, зрелища, подобные тем, которые увеселяют избранное общество Парижа и Лондона, с другой – купцы в азиатских одеждах, извозчики, слуги и мужики в овчинных тулупах, с длинными бородами, с меховыми шапками и рукавицами и иногда с топорами, заткнутыми за ременными поясами. Эта одежда, шерстяная обувь и род грубого котурна на ногах напоминали скифов, даков, роксолан и готов… Но когда эти люди на барках или на возах поют свои мелодичные, хотя и однообразно грустные песни, сразу вспоминается, что это уже не древние свободные скифы, а москвитяне, потерявшие гордость под гнетом татар и русских бояр».
Сегюр верно подметил истоки поразительных контрастов Петербурга. Он писал, что «вопреки всему обаянию роскоши и художества, там власть ничем не ограничена, навсегда будут только господин и раб, как бы красиво не именовали их». Как писал Н. И.
Тургенев, в екатерининское время «в С. – Петербург привозили людей целыми бараками для продажи».
Авантюрист и развратник Казанова купил молоденькую девушку за ничтожную для него сумму, причем на вопрос, когда можно оформить свою покупку, его русский спутник ответил: «Хоть сейчас, коли хотите, и вздумай вы набрать себе целый гарем, так стоит лишь молвить одно слово, в красивых девушках недостатка здесь нет». Иностранцам были непривычны толпы дворни, жившей в домах богатых помещиков, отвратительные сцены дворянского быта с постоянным унижением людей и даже побоями.
Имперское могущество отпечаталось и на облике города. Об этом можно было судить по пышным празднествам, парадам на его площадях, по стилю жизни петербуржцев. В екатерининское время особенно ярко проявился «ментальный» конфликт с Москвой.
Щегольское, новое, западное, стремительное, но одновременно черствое, холодное, отторгающее человека петербургское начало противопоставлялось московскому, старорусскому, хлебосольному, доброму, но ленивому, инертному, непредприимчивому началу.
Отсвет двора, некая особая осведомленность о положении дел «в высших сферах» придавали даже петербургскому лакею, приехавшему с барином в Москву, значительность и важность.
К этому времени Петербург стал крупнейшим портом. На него приходилась половина внешней и две трети морской торговли страны. Купцам становилось выгодно торговать здесь. Порт на стрелке Васильевского острова был переполнен судами, которые приходили из 18 стран Европы.
В 1760 году в порт зашло 338 судов, а в 1797 году – уже 1267, причем более половины из них – английские. Стали появляться корабли из Северо-Американских Соединенных Штатов.
Некоторые шкиперы из Бостона и других городов Массачусетса сделали торговлю с Россией своим основным занятием, плавали через океан десятки раз, называли свои корабли «С. – Петербург», «Нева» и т. д.
Они везли в Америку множество разных товаров, преимущественно – железо, холст, юфть, кожу, пеньку, сало и лен, а также миллионы гусиных перьев. Это позволяет историкам в шутку предполагать, что Декларация независимости США была подписана 4 июля 1776 года перьями русских гусей.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Загрузка...
